Урр обернулся на хозяйский голос и что-то гневно прохрипел.
– О да, ты прав… ты иногда выражаешься очень поэтично, друг мой! Конечно, они будут вкуснее других! И не потому, что мальчишка загнал меня в болото… не из-за твоей ошпаренной шкуры… – В голосе Майчели впервые послышался гнев. – А потому, что гильдейский гаденыш осмелился – ты слышишь, Урр? – осмелился нас пожалеть!
Прощание вышло скомканным: Циркач обнаружил на прибрежных камнях брачные метки и теперь думал лишь о самке, что где-то поблизости собирала семью.
– Красавица! – восхищался он. – Я след видел – хвост такой длинный, узкий… На дереве когтями затесы оставила – ростом почти с меня! Красавица!
Подрагивая раздвоенным языком, молодой ящер жадно оглядывал свой обретенный рай, о котором тосковал все три года за Гранью. Темная вода под слоем ряски, ленивое жужжание больших черных насекомых – и запахи, тяжелые, родные…
– Ну, мне пора. Может, еще драться придется, если много самцов набежит… Какой же ты счастливый, Шенги! И сам своего счастья не понимаешь. Сразу три ученика! А наши самцы сражаются за право воспитать хоть одного!
– Тоже мне сокровище! – хмыкнул Шенги, строго оглядывая ухмылявшихся подростков. – Раздать вас, что ли, здешним ящерам в обучение?
Циркач нетерпеливо застучал по земле кончиком хвоста.
– До встречи, почтеннейшая публика! Если увидимся – поделюсь добычей!
И тина бесшумно расступилась перед новым господином здешних болот.
– Не встретимся, наверное, – глянул ему вслед Шенги. – Ну и ладно. Зато малышу очень, очень повезло.
– Моя самая удачная покупка, – рассмеялась Нитха. – Но какой же он малыш? Свататься по-бежал!
Шенги тоже усмехнулся, но тут же посерьезнел:
– Не дает мне покоя тот шатер на островке.
– А что там интересного? – удивилась Нитха. – Ведра какие-то с крышками…
– Наша экипировка. Гильдейская. Такие ведра делает мастер в Аргосмире. Крышки тугие: если перевернуть ведро, ни капли не вытечет. Для жидкой добычи – «горных слез» или «бурой росы»…
– Ну и что? – дернул плечом Нургидан. – Огра-били кого-нибудь из наших эти гады. Учитель, мы же с Дайру их видели! Пролазы, самые настоящие пролазы! До того их здешний мир изувечил, что глаза бы не глядели!
– Может, и ограбили, – задумчиво отозвался Шенги. – Меня другое беспокоит. Если принюхаться, от ведер идет легкий такой запашок…
– Ничего себе «запашок»! – Нургидан брезгливо потер нос. – В шатре все провоняло, у меня в горле першит. Только не пойму, чем это так несет…
Дайру и Нитха переглянулись, в который уже раз позавидовав чутью своего друга.
– Не поймешь? – мрачно отозвался Шенги. – Еще бы! Я вам не обо всем еще рассказывал. Есть вещи, о которых можно поведать только Охотнику с гильдейским браслетом на руке. Ой, скверные это вещи!
Заметив, как ученики насторожили любопытные уши, Шенги скомандовал:
– За руки взяться! В переходе друг дружку не терять!
Дайру как раз хотел рассказать о бронзовом ко-локольчике и прочих странностях прошлой ночи. Но в Воротах не очень-то поболтаешь.
А когда над головой зашумели низкие, вцепившиеся корнями в камень сосны и в лицо ударил соленый ветер (Ворота находились на горной круче над морем), Дайру и вовсе позабыл, о чем хотел поведать учителю).
Потому что за Гранью их встретил грозный оклик. И два арбалета, вскинутых на прицел.
Левое крыло старого аргосмирского дворца – нежилое. Коридоры, лестницы, переходы, кладовые, набитые старым барахлом, которое понемногу растаскивают рабы, слуги и даже стражники. Хранитель дворца – человек прижимистый, скупой; царское добро бережет, как свое. Тот из прислуги, кто пойман будет за продажей скатерти или щербатого фарфорового блюда из дворцовых сундуков, крепко по-платится за жадность. Все равно тащат, разумеется. Но все новый и новый хлам оседает в левом крыле среди пыли и паутины.
А ведь когда-то левое крыло жило своей жизнью – не такой торжественной и чинной, как правое, зато веселой и немножко загадочной. Ибо традиционно селились в левом крыле незамужние принцессы, а также царственные вдовы (супругам особ королев-ской крови отводились покои в правом крыле).
Но давно уже не было во дворце ни одной высокородной вдовы. А последняя незамужняя принцес– са – Аннира Поющий Ветер, сестра нынешнего короля – попала в немилость к брату четырнадцать лет назад, во время «мятежа бархатных перчаток», и бежала неведомо куда, причем при обстоятельствах столь таинственных и недобрых, что левое крыло стало для прислуги местом жутковатым, порождающим нелепые россказни. Такими страшными историями по вечерам, в полумраке пугает друг друга челядь…
А один из чуланов левого крыла (как раз под покоями принцессы Анниры, под ведущей на второй этаж дубовой лестницей, на резных перилах которой красуются виноградные гроздья и танцующие аисты) отведен был под хлам, чуть более ценный, чем старая мебель, ковры и побитые молью шубы. В этот чулан была отправлена часть дворцового архива. То, что не имело важности на сей день, но и в огонь не было отправлено: вдруг да пригодится!
Но даже эти пыльные, почти никчемные бумаги и пергаментные свитки полагалось охранять. Поэтому под дубовой лестницей, сменяясь, томились часовые. Самый спокойный и самый скучный пост во дворце…
Впрочем, стражник, стоявший сейчас у дверей чулана, вовсе не скучал. Он напряженно вглядывался в темную даль коридора – не идет ли десятник с внезапной проверкой? – и готов был в любой миг предостерегающе стукнуть в дверь чулана.